«Пекинской осенью после полудня»
Это эссе китайского писателя Мо Яня, мне показалось оно заслуживает внимания...
Совсем недавно я прочитала его роман "Страна Вина", о котором я еще напишу здесь, а это эссе можно считать кратким знакомством, которое возможно перерастет для кого-то из вас в дружбу. То, что предлагает Мо Янь обескураживает, завораживает и открывает для меня нечто новое... это как посмотреть впервый раз фильмы Брессона.
Говорят, что пекинская осень — самая яркая. Однако на меня осенний Пекин производит впечатление изрядного бардака. Дело в том, что я очень редко выхожу из дома, а если и выхожу, то, как правило, иду недалеко: на почту по соседству или за покупками. Всегда с ясной целью: отослать книги или купить еды. Закончив дела, тут же спешу вернуться домой, по дороге уворачиваясь от бешеных машин и всяких пешеходов. Я ни разу не поднимал головы, чтобы философски, как Цюй Юань, или беззаботно, как Тао Цянь, посмотреть на небо.
Говорят, что в Пекине осенью небо самое голубое. Голубизной оно подобно глубокому морю. Если на нём есть несколько белых облачков, то они похожи на паруса, скользящие по морской глади. А если в небе кружится стайка белых голубей, чьи крики навевают лёгкую печаль, то такая погода ещё больше похожа на ту пекинскую осень, которую принято описывать.
Однако я за годы жизни в Пекине так ни разу и не увидел того прекрасного неба, о котором писали литераторы прошлого века. То небо требует низких крестьянских домиков и широкого горизонта. Такое небо губят ползущие друг за другом, как муравьи, машины и небоскрёбы, доросшие до облаков. Той осени близки одиночество и задумчивость. То небо задушено разросшимся уродством болезненным шумом. Без такого неба осень в Пекине — это просто время года, обозначенное в календаре, и люди, редко выходящие из дома, живущие в темноте под кондиционерами, её забыли.
Из календаря мне известно, что осень только устанавливается, зной стоит страшный, и кондиционеры грохочут в каждом доме. Если выйти на улицу в обед, пройти по дорожной грязи, то редко когда увидишь проблеск белого света. Вокруг, в основном, красные машины, плотным потоком ползущие друг за другом, похожие на раскалённые угли, сливающиеся в сплошной пылающий поток, похожий на фитиль. Люди, идущие по тротуарам, покрыты липким потом — безрадостное зрелище. В такое время я не выхожу из дома без необходимости. В это время я, как правило, сплю. Я могу не спать всю ночь, но днём мне обязательно надо поспать. Если я не посплю в середине дня, то к вечеру у меня разболится голова.
В своих дневных снах я могу увидеть запруду с лотосами, которую воспел Чжу Цзыцин. Хоть и считается, что лотос — это летний цветок, но из телевизионных передач и журналов я знаю, что в начале осени в Пекине лотосы очень бурно цветут.
Когда же запруду заполонят коробочки лотосов и их побуревшие листья, тогда я пойму, что скоро наступит праздник Дня Середины осени.
Я очень долго сплю после обеда: ложусь в двенадцать, встаю, самое ранее, в три, а иногда и в четыре. Когда я, едва продрав глаза, умываюсь прохладной водой, послеполуденное солнце уже успевает позолотить оконное стекло. Встав с кровати, я обязательно тут же завариваю себе чашку крепкого чаю и сажусь за стол. Если рядом нет жены, то закуриваю сигарету. Пить крепкий чай, куря сигарету — это так прекрасно, что и словами не передать.
Попивая чай, я начинаю листать книги: после обеда я ничего не пишу. Я так и не выработал у себя привычки к добросовестному чтению: взяв в руки книгу, я читаю её с конца. Если покажется интересной — начинаю читать с начала. С тех пор, как мне исполнилось сорок, не было ни одной книги, которую я бы терпеливо прочёл от начало до конца, как бы блестяще она ни была написана. Я знаю, это очень дурная привычка, но исправить её уже невозможно. Почитав немного, я встаю, чувствуя некоторую усталость, можно даже сказать, что скуку. Хожу кругами по комнате, как загнанный в клетку дикий зверь. Иногда включаю телевизор Hitachi, который у меня уже больше десяти лет. У него диагональ 21 дюйм, в то время он был лучшим. Я купил его в беспошлинном магазине, потратил на него деньги из допустимой нормы, когда впервые выехал за границу. Хотя качество японских товаров в последние годы часто вызывает нарекания, тот телевизор, что стоит у меня дома, так хорош, что даже скучно. Уже больше десяти лет я каждый день его включаю, а он всё так же чётко показывает, и стереозвук такой же хороший. Нет никаких причин его выбрасывать. Если по телевизору показывают музыкальную пьесу, я весь дрожу от восторга. Дрожать всем телом в такт музыке — это моя зарядка. Я быстро кручу в каждой руке по бадминтонной ракетке, и сам кручусь по комнате в такт музыке, в голове никаких лишних мыслей, я забываю себя — и это так прекрасно, что и словами не передать.
Я никогда не прекращал кружиться из-за усталости, это всегда происходит потому, что пьеса заканчивается. Когда пьеса заканчивается, приходит уныние. Я борюсь с унынием так: открываю холодильник и ищу, чего поесть. Холодильник марки Toshiba, тоже японский. Как и телевизор, куплен за немецкие марки в магазине беспошлинной торговли. Как-то недавно он сломался, но моя жена постучала по нему палкой, и он снова заработал. Обычно я нахожу в холодильнике еду, но если её там нет, то жена посылает меня на овощной рынок недалеко от дома. Я знаю, что на самом деле она хочет выгнать меня на улицу, чтобы я побольше двигался.
Иногда пекинской осенью после полудня я могу пойти на овощной рынок за покупками. Раньше в Пекине времена года можно было различить не только по цвету неба и состоянию растений, но и по тем оводам и фруктам, которые продавались на рынках. Время праздника Дня Середины осени — это время груш, яблок, винограда и сладких фруктов типа арбузов и дынь. Не то современный Пекин: фрукты со всех концов земли за одну ночь могут быть перевезены через океаны на наши прилавки. В садоводстве у нас такой прогресс, что время года уже не так важно для созревания фруктов. Например, раньше ко Дню середины осени арбузы были уже редкостью, и есть арбуз, сидя вкруг печи, было мечтой. А сейчас, даже когда на улице метель, на рынке по-прежнему можно купить арбузы. То, что в разгар зимы продаются арбузы с Хайнаня— это уже не удивительно. Как и то, что в это время на рынке продаются арбузы, выращенные в теплицах под Пекином. Выбор фруктов и овощей на рынке так богат, что глаза разбегаются и не знаешь, на что смотреть. Когда вещей слишком много, выбрать хорошее уже сложно.
Когда я возвращаюсь с рынка домой, то в подъезде беру вечернюю газету. Я начал ощущать себя пекинцем с тех пор, как подписался на «Пекинскую вечернюю газету». «Пекинская вечеряя газета» выходит миллионным тиражом, с каждым разом полосы становятся всё шире, а рекламы всё больше. На первой полосе обычно не пишут ничего интересного — это очень похоже на первые десять минут теленовостей. На других полосах может попасться кое-что интересное, но я как прочту, тут же забываю. Когда я дочитываю вечернюю газету, как раз подходит время ужина. То, что происходит после ужина, уже не относится к теме этого эссе, я ведь пишу только о том, что я делал с середины дня до ужина. Иногда во второй половине дня ко мне приходят журналисты, чтобы взять интервью, а иногда я в это время принимаю гостей: иногда это друзья, а иногда незнакомые люди. Интервью утомительны, но нельзя их не давать, поэтому я говорю всякую ерунду, повторяющуюся из раза в раз. Когда ко мне в гости приходят друзья, это намного интереснее, чем интервью: мы пьём чай, курим, говорим о самых разных вещах, и иногда трудно удержаться от обсуждения собратьев по перу. Раньше язык у меня был без костей и я виноват перед многими, но теперь, повзрослев и набравшись опыта и хитрости, и обычно не критикую людей, а если могу сказать что-то хорошее, то говорю всё, а если хорошего о человеке сказать нечего, то храню молчание или говорю о погоде, ха-ха-ха…
Считается, что в Пекине все четыре сезона очень ярко выражены, и осень длится три месяца. Осень должна быть самым лучшим временем года в Пекине, и правда, на какое бы время не выпал День середины осени, это время будет самым лучшим. Когда я был маленьким и жил на своём родном Шаньдуне, мне всегда был очень интересен День середины осени, потому что в этот праздник помимо того, что на небе появляется большая полная луна, на земле появляются лунные пряники.
Есть известная фраза Су Дунпо: «Когда в небе появляется сияющая луна, возьми чашу вина и задай вопрос чистому небу». Он это написал как раз когда управлял той областью, где я родился. Видно, как сильно в то время ждали появления луны.
В то время ещё не было традиции есть лунные пряники, потому что если бы была — то Су Дунпо обязательно бы об этом написал. В лунных пряниках есть начинка потому, что во времена империи Юань китайцы, готовившие восстание против монголов, клали в пряники записки, и под предлогам обмена подарками обменивались посланиями.
Когда я был маленький, то услышал от одного человека, который продавал во Внутренней Монголии скот, что в 15 день 8 месяца ночью монголы отправляются в степь и прячутся в траве. Я не знаю, правда ли это. Пройдя через превратности судьбы, мы все сроднились. Сейчас в лунные пряники чего только не кладут — вот разве что бумажек там нет. Мне всегда казалось, что День середины осени придумали в Пекине, потому что Пекин когда-то был Даду- столицей империи Юань. Развалина городской стены времён Юань находится совсем рядом с районом Сяоситянь, где я когда-то жил. Верх стены сильно зарос деревьями, и если стоять в этом лесочке осенью после полудня, то, может быть, случится лучше почувствовать красоту пекинской осени. Может, мне туда стоит сходить разок, для того, чтобы писать получше.
Сейчас, за месяц до Дня Середины осени, прелюдия к большой пряничной войне уже началась. Лунных пряников так много разных видов, что людям просто сложно определиться. Все очень красивые снаружи, но вкуса самого среднего. Я могу показаться похожим на бабку Цзю-цзинь из рассказа господина Лу Синя, которая не могла справедливо судить о современной еде. На самом деле, те ингридиенты, которые используют сегодня для лунных пряников, гораздо лучше тех, что были раньше, так что и вкус должен быть лучше. А что нам невкусно — тут дело не в лунных пряниках. Однако прекраснее всего не сами лунные пряники, а коробки, в которые их упаковывают. Вот уж они-то сверкают золотом, как маленькие дворцы. Я правда не могу понять, зачем надо упаковывать еду в такие красивые коробки. Я каждый год очень беспокоюсь о том, что делать с упаковками от лунных пряников. Люди и в самом деле умеют находить заботы на свою голову, и с развитием науки их становится всё больше.
Самое знаменитое место для любования пекинской осенью — это, конечно, Сяншань. Прославилось оно потому, что поздней осенью лес на склонах горы краснеет. Деревья, которые долго стоят с красными листьями — это, как правило, клёны. Я думаю, что в своё время Цао Сюэцин поднимался на Сяншань, чтобы полюбоваться красными осенними листьями, и Налань Синдэ тоже поднимался, также как многие придворные аристократы и знаменитости того времени. Чжоу Цзожень довольно долго жил в местном храме, все его тогдашние произведения пропитаны осенью и имеют ясно различимый терпкий привкус осенних листьев. Я живу в Пекине уже более 20 лет, но так и не побывал на Сяншань. Однако нельзя сказать, что это место мне незнакомо: в голове моей полно тамошних красных листьев. Но если бы я на самом деле поехал на Сяншань, меня неизбежно ждало бы разочарование. Я знаю, что людей, желающих полюбоваться красными осенними листьями, больше, чем самих листьев, а красотами природы надо любоваться в спокойной обстановке: шум и суета этому мешают.
Сейчас как раз пекинская осень, послеполуденный час, и я изменил своей привычке ничего не писать после полудня: сижу за письменным столом и вспоминаю стихи, которые знаменитые люди древности писали об осени:
Осенний ветер дует всё сильней,
Дела свои разбойничьи верша,
Он с тростниковой хижины моей
Сорвал четыре слоя камыша
Осенний ветер небрежно забрызгал водой Западный сад, а я не вижу ничего, кроме гор, солнца и не слышу ничего, кроме флейты.
Один за другим опадают листья, по [озеру] Дунтин бегут запоздалые осенние волны
Люди того времени говорили об осенней печали потому, что осень показывает нам всем, что любое цветение закончится увяданием, но были и такие, кто утверждал обратное. Ли Бо, например, писал:
«Мне кажется, что осень располагает к отдыху
— кто же подумает, что к печали?» А вот Лю Юйси: «С самой древности осень приносила печаль, одиночество и пустоту, я же говорю, что она далеко превосходит весну. В небе над облаками парит одинокий журавль, и моё перо уносится вслед за ним»
Ду Фу: «Бесконечно опадают шуршащие листья, и без конца катятся воды Янцзы» Хуан Чао писал: «Пришёл девятый месяц, осенний, день восьмой. Все цветы отцвели — только мои цветут»
Вот стихотворение Мао Цзэдуна: «Тысячи деревьев покрыты инеем, по небу расползается кровавая заря, ярость воинов потрясает Млечный путь»
Однако хоть эти стихи и высказываются против осенней печали, они всё равно не заменили её радостью, они лишь сменили покинутость на мужественную, патетическую печаль.
Совсем недавно я прочитала его роман "Страна Вина", о котором я еще напишу здесь, а это эссе можно считать кратким знакомством, которое возможно перерастет для кого-то из вас в дружбу. То, что предлагает Мо Янь обескураживает, завораживает и открывает для меня нечто новое... это как посмотреть впервый раз фильмы Брессона.
Мо Янь «Пекинской осенью после полудня»
Говорят, что пекинская осень — самая яркая. Однако на меня осенний Пекин производит впечатление изрядного бардака. Дело в том, что я очень редко выхожу из дома, а если и выхожу, то, как правило, иду недалеко: на почту по соседству или за покупками. Всегда с ясной целью: отослать книги или купить еды. Закончив дела, тут же спешу вернуться домой, по дороге уворачиваясь от бешеных машин и всяких пешеходов. Я ни разу не поднимал головы, чтобы философски, как Цюй Юань, или беззаботно, как Тао Цянь, посмотреть на небо.
Говорят, что в Пекине осенью небо самое голубое. Голубизной оно подобно глубокому морю. Если на нём есть несколько белых облачков, то они похожи на паруса, скользящие по морской глади. А если в небе кружится стайка белых голубей, чьи крики навевают лёгкую печаль, то такая погода ещё больше похожа на ту пекинскую осень, которую принято описывать.
Однако я за годы жизни в Пекине так ни разу и не увидел того прекрасного неба, о котором писали литераторы прошлого века. То небо требует низких крестьянских домиков и широкого горизонта. Такое небо губят ползущие друг за другом, как муравьи, машины и небоскрёбы, доросшие до облаков. Той осени близки одиночество и задумчивость. То небо задушено разросшимся уродством болезненным шумом. Без такого неба осень в Пекине — это просто время года, обозначенное в календаре, и люди, редко выходящие из дома, живущие в темноте под кондиционерами, её забыли.
Из календаря мне известно, что осень только устанавливается, зной стоит страшный, и кондиционеры грохочут в каждом доме. Если выйти на улицу в обед, пройти по дорожной грязи, то редко когда увидишь проблеск белого света. Вокруг, в основном, красные машины, плотным потоком ползущие друг за другом, похожие на раскалённые угли, сливающиеся в сплошной пылающий поток, похожий на фитиль. Люди, идущие по тротуарам, покрыты липким потом — безрадостное зрелище. В такое время я не выхожу из дома без необходимости. В это время я, как правило, сплю. Я могу не спать всю ночь, но днём мне обязательно надо поспать. Если я не посплю в середине дня, то к вечеру у меня разболится голова.
В своих дневных снах я могу увидеть запруду с лотосами, которую воспел Чжу Цзыцин. Хоть и считается, что лотос — это летний цветок, но из телевизионных передач и журналов я знаю, что в начале осени в Пекине лотосы очень бурно цветут.
Когда же запруду заполонят коробочки лотосов и их побуревшие листья, тогда я пойму, что скоро наступит праздник Дня Середины осени.
Я очень долго сплю после обеда: ложусь в двенадцать, встаю, самое ранее, в три, а иногда и в четыре. Когда я, едва продрав глаза, умываюсь прохладной водой, послеполуденное солнце уже успевает позолотить оконное стекло. Встав с кровати, я обязательно тут же завариваю себе чашку крепкого чаю и сажусь за стол. Если рядом нет жены, то закуриваю сигарету. Пить крепкий чай, куря сигарету — это так прекрасно, что и словами не передать.
Попивая чай, я начинаю листать книги: после обеда я ничего не пишу. Я так и не выработал у себя привычки к добросовестному чтению: взяв в руки книгу, я читаю её с конца. Если покажется интересной — начинаю читать с начала. С тех пор, как мне исполнилось сорок, не было ни одной книги, которую я бы терпеливо прочёл от начало до конца, как бы блестяще она ни была написана. Я знаю, это очень дурная привычка, но исправить её уже невозможно. Почитав немного, я встаю, чувствуя некоторую усталость, можно даже сказать, что скуку. Хожу кругами по комнате, как загнанный в клетку дикий зверь. Иногда включаю телевизор Hitachi, который у меня уже больше десяти лет. У него диагональ 21 дюйм, в то время он был лучшим. Я купил его в беспошлинном магазине, потратил на него деньги из допустимой нормы, когда впервые выехал за границу. Хотя качество японских товаров в последние годы часто вызывает нарекания, тот телевизор, что стоит у меня дома, так хорош, что даже скучно. Уже больше десяти лет я каждый день его включаю, а он всё так же чётко показывает, и стереозвук такой же хороший. Нет никаких причин его выбрасывать. Если по телевизору показывают музыкальную пьесу, я весь дрожу от восторга. Дрожать всем телом в такт музыке — это моя зарядка. Я быстро кручу в каждой руке по бадминтонной ракетке, и сам кручусь по комнате в такт музыке, в голове никаких лишних мыслей, я забываю себя — и это так прекрасно, что и словами не передать.
Я никогда не прекращал кружиться из-за усталости, это всегда происходит потому, что пьеса заканчивается. Когда пьеса заканчивается, приходит уныние. Я борюсь с унынием так: открываю холодильник и ищу, чего поесть. Холодильник марки Toshiba, тоже японский. Как и телевизор, куплен за немецкие марки в магазине беспошлинной торговли. Как-то недавно он сломался, но моя жена постучала по нему палкой, и он снова заработал. Обычно я нахожу в холодильнике еду, но если её там нет, то жена посылает меня на овощной рынок недалеко от дома. Я знаю, что на самом деле она хочет выгнать меня на улицу, чтобы я побольше двигался.
Иногда пекинской осенью после полудня я могу пойти на овощной рынок за покупками. Раньше в Пекине времена года можно было различить не только по цвету неба и состоянию растений, но и по тем оводам и фруктам, которые продавались на рынках. Время праздника Дня Середины осени — это время груш, яблок, винограда и сладких фруктов типа арбузов и дынь. Не то современный Пекин: фрукты со всех концов земли за одну ночь могут быть перевезены через океаны на наши прилавки. В садоводстве у нас такой прогресс, что время года уже не так важно для созревания фруктов. Например, раньше ко Дню середины осени арбузы были уже редкостью, и есть арбуз, сидя вкруг печи, было мечтой. А сейчас, даже когда на улице метель, на рынке по-прежнему можно купить арбузы. То, что в разгар зимы продаются арбузы с Хайнаня— это уже не удивительно. Как и то, что в это время на рынке продаются арбузы, выращенные в теплицах под Пекином. Выбор фруктов и овощей на рынке так богат, что глаза разбегаются и не знаешь, на что смотреть. Когда вещей слишком много, выбрать хорошее уже сложно.
Когда я возвращаюсь с рынка домой, то в подъезде беру вечернюю газету. Я начал ощущать себя пекинцем с тех пор, как подписался на «Пекинскую вечернюю газету». «Пекинская вечеряя газета» выходит миллионным тиражом, с каждым разом полосы становятся всё шире, а рекламы всё больше. На первой полосе обычно не пишут ничего интересного — это очень похоже на первые десять минут теленовостей. На других полосах может попасться кое-что интересное, но я как прочту, тут же забываю. Когда я дочитываю вечернюю газету, как раз подходит время ужина. То, что происходит после ужина, уже не относится к теме этого эссе, я ведь пишу только о том, что я делал с середины дня до ужина. Иногда во второй половине дня ко мне приходят журналисты, чтобы взять интервью, а иногда я в это время принимаю гостей: иногда это друзья, а иногда незнакомые люди. Интервью утомительны, но нельзя их не давать, поэтому я говорю всякую ерунду, повторяющуюся из раза в раз. Когда ко мне в гости приходят друзья, это намного интереснее, чем интервью: мы пьём чай, курим, говорим о самых разных вещах, и иногда трудно удержаться от обсуждения собратьев по перу. Раньше язык у меня был без костей и я виноват перед многими, но теперь, повзрослев и набравшись опыта и хитрости, и обычно не критикую людей, а если могу сказать что-то хорошее, то говорю всё, а если хорошего о человеке сказать нечего, то храню молчание или говорю о погоде, ха-ха-ха…
Считается, что в Пекине все четыре сезона очень ярко выражены, и осень длится три месяца. Осень должна быть самым лучшим временем года в Пекине, и правда, на какое бы время не выпал День середины осени, это время будет самым лучшим. Когда я был маленьким и жил на своём родном Шаньдуне, мне всегда был очень интересен День середины осени, потому что в этот праздник помимо того, что на небе появляется большая полная луна, на земле появляются лунные пряники.
Есть известная фраза Су Дунпо: «Когда в небе появляется сияющая луна, возьми чашу вина и задай вопрос чистому небу». Он это написал как раз когда управлял той областью, где я родился. Видно, как сильно в то время ждали появления луны.
В то время ещё не было традиции есть лунные пряники, потому что если бы была — то Су Дунпо обязательно бы об этом написал. В лунных пряниках есть начинка потому, что во времена империи Юань китайцы, готовившие восстание против монголов, клали в пряники записки, и под предлогам обмена подарками обменивались посланиями.
Когда я был маленький, то услышал от одного человека, который продавал во Внутренней Монголии скот, что в 15 день 8 месяца ночью монголы отправляются в степь и прячутся в траве. Я не знаю, правда ли это. Пройдя через превратности судьбы, мы все сроднились. Сейчас в лунные пряники чего только не кладут — вот разве что бумажек там нет. Мне всегда казалось, что День середины осени придумали в Пекине, потому что Пекин когда-то был Даду- столицей империи Юань. Развалина городской стены времён Юань находится совсем рядом с районом Сяоситянь, где я когда-то жил. Верх стены сильно зарос деревьями, и если стоять в этом лесочке осенью после полудня, то, может быть, случится лучше почувствовать красоту пекинской осени. Может, мне туда стоит сходить разок, для того, чтобы писать получше.
Сейчас, за месяц до Дня Середины осени, прелюдия к большой пряничной войне уже началась. Лунных пряников так много разных видов, что людям просто сложно определиться. Все очень красивые снаружи, но вкуса самого среднего. Я могу показаться похожим на бабку Цзю-цзинь из рассказа господина Лу Синя, которая не могла справедливо судить о современной еде. На самом деле, те ингридиенты, которые используют сегодня для лунных пряников, гораздо лучше тех, что были раньше, так что и вкус должен быть лучше. А что нам невкусно — тут дело не в лунных пряниках. Однако прекраснее всего не сами лунные пряники, а коробки, в которые их упаковывают. Вот уж они-то сверкают золотом, как маленькие дворцы. Я правда не могу понять, зачем надо упаковывать еду в такие красивые коробки. Я каждый год очень беспокоюсь о том, что делать с упаковками от лунных пряников. Люди и в самом деле умеют находить заботы на свою голову, и с развитием науки их становится всё больше.
Самое знаменитое место для любования пекинской осенью — это, конечно, Сяншань. Прославилось оно потому, что поздней осенью лес на склонах горы краснеет. Деревья, которые долго стоят с красными листьями — это, как правило, клёны. Я думаю, что в своё время Цао Сюэцин поднимался на Сяншань, чтобы полюбоваться красными осенними листьями, и Налань Синдэ тоже поднимался, также как многие придворные аристократы и знаменитости того времени. Чжоу Цзожень довольно долго жил в местном храме, все его тогдашние произведения пропитаны осенью и имеют ясно различимый терпкий привкус осенних листьев. Я живу в Пекине уже более 20 лет, но так и не побывал на Сяншань. Однако нельзя сказать, что это место мне незнакомо: в голове моей полно тамошних красных листьев. Но если бы я на самом деле поехал на Сяншань, меня неизбежно ждало бы разочарование. Я знаю, что людей, желающих полюбоваться красными осенними листьями, больше, чем самих листьев, а красотами природы надо любоваться в спокойной обстановке: шум и суета этому мешают.
Сейчас как раз пекинская осень, послеполуденный час, и я изменил своей привычке ничего не писать после полудня: сижу за письменным столом и вспоминаю стихи, которые знаменитые люди древности писали об осени:
Осенний ветер дует всё сильней,
Дела свои разбойничьи верша,
Он с тростниковой хижины моей
Сорвал четыре слоя камыша
Осенний ветер небрежно забрызгал водой Западный сад, а я не вижу ничего, кроме гор, солнца и не слышу ничего, кроме флейты.
Один за другим опадают листья, по [озеру] Дунтин бегут запоздалые осенние волны
Люди того времени говорили об осенней печали потому, что осень показывает нам всем, что любое цветение закончится увяданием, но были и такие, кто утверждал обратное. Ли Бо, например, писал:
«Мне кажется, что осень располагает к отдыху
— кто же подумает, что к печали?» А вот Лю Юйси: «С самой древности осень приносила печаль, одиночество и пустоту, я же говорю, что она далеко превосходит весну. В небе над облаками парит одинокий журавль, и моё перо уносится вслед за ним»
Ду Фу: «Бесконечно опадают шуршащие листья, и без конца катятся воды Янцзы» Хуан Чао писал: «Пришёл девятый месяц, осенний, день восьмой. Все цветы отцвели — только мои цветут»
Вот стихотворение Мао Цзэдуна: «Тысячи деревьев покрыты инеем, по небу расползается кровавая заря, ярость воинов потрясает Млечный путь»
Однако хоть эти стихи и высказываются против осенней печали, они всё равно не заменили её радостью, они лишь сменили покинутость на мужественную, патетическую печаль.