Александр Сокуров: «Любое кино о войне — ложь»

Известный кинематографист уверен: «Воинственную природу человека не изжить».

Александр Сокуров родился в 1951 г. в д. Подорвиха Иркут­ской обл. В 1974 г. окончил истфак Горьковского госуниверситета, в 1979 г. - режиссёрский факультет ВГИКа. Европейская киноакадемия внесла его имя в список 100 лучших режиссёров мира.

На недавно завершившемся Московском кинофестивале прошёл большой «круглый стол», посвящённый теме войны в кино. Режиссёр Александр Сокуров, один из участников обсуждения, на этот счёт высказал своё мнение: все в военном кино — ложь.

О войнах и кино
​— К сожалению, я был свидетелем военных действий и в Чеченской Республике, и на границе с Афганистаном. Мне доводилось сидеть в окопах. И этот опыт отбил у меня всякое желание и говорить об игровом военном кино, и смотреть его. Режиссёры, которые снимают фильмы о войне, не понимают: там, где начинается бой, кончаются всякая этика и эстетика. В этот момент открыт только один канал — канал на смерть. Если в этот момент будешь думать о сохранении живота своего, ты не выполнишь свою воинскую задачу и, скорее всего, в итоге погибнешь.

Американцы создали систему привлекательных признаков войны на экране. Но все эти признаки — большая ложь. Человек, в которого попадает пуля, никогда не ведёт себя так, как нам показывают на экране. Я снимал реальные бои, но в какие-то моменты заставлял себя выключать камеру. Я понимал: сниму сейчас этого измученного, загаженного, напуганного бойца в одних трусах. А каково будет увидеть это кому-то из его близких, кто позаботится об их чувст­вах? Важно думать не о судьбах страны или народов, а об отдель­но взятом человеке, который представляет собой грандиозную ценность.

Создание привлекательного образа войны — вещь очень сомнительная, опасная. У меня есть замечательная ученица, которая была в Чеченской Республике во время боёв. Я никогда её не спрашивал и не буду спрашивать о том, что она пережила. Не буду, поскольку на собственной шкуре знаю, что это невыразимое, неформулируемое чувство отвращения к поведению людей, по какую бы сторону баррикад они ни находились.

Это не вопрос ненависти к войне вообще, это вопрос о прекращении культивирования насилия как способа выхода из самых разных человеческих и общественно-политических проблем. Изжить смертоубийственную природу в человеке вряд ли когда-нибудь удастся. Но стремиться к облагораживанию нравов — главная задача искусства.

Одна из главных проблем как нашей страны, так и цивилизации в целом заключается в следующем: задачи, которые ставит перед собой власть, никак не пересекаются с задачами культуры, искусства. К сожалению, политика — вещь крайне лукавая, и государство отказывается понимать, что культура — это главное. Именно она нас объединяет, защищает и развивает.

О тюрьме
По роду своей общественной деятельности мне неодно­кратно доводилось посещать наши тюрьмы. И я видел там массу совсем молодых людей, осуждённых за смехотворные преступления. Я говорил об этом президенту, говорил на всякого рода общественных собраниях. Стране нужна серьёзная реформа судебно-исполнительной системы, нужна основательная реформа уголовного права. Я в этом абсолютно уверен, и никто в этом меня не сможет переубедить.

Сроки, предусмотренные значительной частью статей Уголовного кодекса, со здравой точки зрения никак не соответ­ствуют масштабам и тяжести преступлений. Я знаю, найдётся немало тех, кто мою точку зрения не разделяет. Очень много тех, кто почему-то рад тому, что тысячи наших соотечественников сидят в тюрьмах. Хочу им сказать только одно: тюрьма — не лучший воспитатель.

О языке мужчин
Как я отношусь ко всевозможным официальным запретам и ограничениям в рамках творческой деятельности? Это сложный для меня вопрос. Но у меня нет сомнений в том, что скверно­словие в кино или в театре — это тупик. Наше общество и так деградирует, чему есть масса объективных причин — политических, экономических, территориальных и прочих. Но то, что тюремная или армейская терминология становится общеупотребимой, — это опасно. Когда школьники, учителя, врачи начинают замещать сложную речь короткими матерными словами, это пугает.
Скверно­словие — это та граница, к которой подходить не стоит — за ней начинается насилие. Кроме того, скажем прямо, мат — это муж­ская речь. И очень обидно, что мы, мужчины, отдали эту часть нашей речи в общенациональное пользование. Обидно, что разрешили пользоваться матом женщинам! Это надо запретить! Я сейчас говорю всё это, обращаясь к русским мужчинам. На Кавказе, например, мат из уст женщины я не слышал никогда.

О времени
Я не согласен с мыслью о том, что в силу специфики сегодняшнего времени невозможно снять что-то большое, эпическое и вместе с тем актуальное. Всегда можно снять такое кино при условии, что в основании его лежит осмысленное литературное произведение. Только опираясь на литературную традицию, можно снять серьёзное, актуальное кино, про которое будут говорить: «Ах, как это современно, насколько это про нас с вами!» Нельзя просто рассказать про то, как один человек взял и убил кого-то. Надо понимать, что дело не только в этом человеке, а, может быть, в его матери, бабушке, прабабушке. Нам только кажется, что все мы связаны с современным временем. Это иллюзия! Мы гораздо больше связаны с прошлым, с историей, чем с окружающей нас дейст­вительностью.

Об образовании
Я глубоко убеждён, что плату за высшее образование в творческих вузах нужно отменить. В данном случае имущественный ценз — вещь абсолютно преступная! Сохранив этот ценз, мы, в конце концов, придём к тому, что получать уникальное образование на творческих факультетах будут исключительно люди, не имеющие к будущей профессии достаточной предрасположенности, зато имеющие деньги. Это очень пагубно для будущего страны, для её культуры. А мне бы очень хотелось, чтобы в нашей огромной стране появлялись талантливые и при этом образованные люди, чтобы возникали культурные узлы и сообщества одарённых лично­стей, которые ничего не боятся.