Каким будет мир, в котором люди будут жить до 400 лет

В культурах почти всех известных человеческих обществ принято делить жизнь на зависимые от возраста социальные роли: детство и взрослую жизнь или средний возраст и старость. Это свойственно всем сложным организмам, так как каждый из них должен найти способ сбалансировать конкурирующие потребности в росте, размножении и выживании. Поденка Dolania americana год растет под водой будучи личинкой, а затем за пять минут переходит в свою взрослую форму, спаривается, откладывает яйца и умирает. С другой стороны, дубу, например, необходимы десятки лет до того как он «повзрослеет» и каждый год на нем начнут появляться желуди. Несмотря на отличия в скорости, этапы жизни четко определены в обоих случаях.

Мы, Homo sapiens, не исключение: для нас этапы жизни это биологически определенный фундамент, на котором базируется вся наша культура. От Библии до Шекспира, от бар-мицвы до празднования 21-го дня рождения в баре; наши рассказы о себе вращаются вокруг установленных этапов нашей жизни. Они формируют почти каждый аспект нашего существования: как мы видим себя, и как другие видят нас, наши планы и наши амбиции, и социальные структуры, через которые мы проходим.

Они также предполагают одну вещь: естественную продолжительность жизни. Но сейчас она меняется, причем быстро.


В развитых странах каждое десятилетие продолжительность жизни стабильно увеличивается на два года. В США в 1910 году было 4 миллиона пожилых людей (в возрасте от 65 лет), тогда как к 2010 году их число увеличилось до 40 миллионов. К 2050 году средняя продолжительность жизни в развитых странах, вероятно, будет около 85 лет, а по некоторым оценкам — более 90 лет.

Нет никаких признаков, что эта тенденция остановится. Некоторые оптимисты считают, что продолжительность жизни может увеличиваться еще быстрее, и что вскоре мы могли бы достичь состояния «медицинского бессмертия», будучи полностью невосприимчивыми к болезням и физической немощи. Мы не сможем действительно жить вечно, так как мы все еще будем уязвимы для несчастных случаев: нас может съесть акула, или нас могут разорвать на кусочки, но теоретически мы могли бы жить очень, очень долго.

И все-таки, многих из нас, кажется, пугает перспектива столь долгой жизни. В ходе недавнего опроса выяснилось, что более половины американцев ожидают негативных последствий от увеличения продолжительности жизни до 120 лет. При этом подавляющее большинство заявило, что они сами предпочли бы умереть прежде, чем достигнут возраста 100 лет.

Это стало большим разочарованием для сторонников увеличения продолжительности жизни, которые мечтают о будущем, в котором мы все будем весело резвиться, когда наш возраст перевалит за сотню лет. Некоторые из них просто отказываются воспринимать скептическое большинство за то, что ему не хватает воображения для того, чтобы придумать как можно использовать дополнительные десятки лет жизни, или обвиняют его в подчинении культу смерти. Но такие суждения недооценивают то, чему они в действительности противостоят — глубоко укорененной в сознании людей идее о жизни с обязательными этапами. Вопрос таков: как мы можем адаптировать существующую модель нормальной человеческой жизни, не сломав ее?

В соответствии с современной базовой моделью жизни, мы получаем образование, начинаем карьеру, заводим семью, и потом, когда все это сделано, наслаждаемся счастливым выходом на пенсию. Но теперь мы живем дольше, и эта модель начинает растягиваться.

Когда впервые были введены пенсии — Отто фон Бисмарком в Германии в 1889 году — они предназначались только тем немногим, чей возраст превышал 70 лет, отведенные нам по Библии. В США пенсии появились в рамках социального обеспечения в 1935 году, и предоставлялись тем, кому за 65. Средняя продолжительность жизни в то время составляла 60 лет. Пенсии были первоначально созданы для того, чтобы уберечь ту горстку выживших от крайней бедности — но это начало меняться в годы процветания после Второй мировой войны. Сегодня поколение бэби-бумеров, которые выросли в то время изобилия, принимают как должное, что у них должна быть длительная, размеренная пенсия — что-то прежде неизвестное в истории человечества.

Средний пенсионный возраст в Америке в настоящее время составляет 62 года, а продолжительность жизни около 79 лет, из-за чего эта модель становится слишком дорогой. Уже сейчас расходы на пожилых людей составляют больше половины всех расходов на социальное обеспечение в Великобритании, и приближаются к половине всех федеральных расходов в США. Если продолжительность жизни была бы 90 лет, то пришлось бы чем-то жертвовать. Очевидным решением является повышение пенсионного возраста — по крайней мере до 70, если не до 75, но политическая непопулярность движения в этом направление доказана неоднократно.

Повышение пенсионного возраста также вызовет другие проблемы, включая сокращение рабочих мест для молодых людей, которые и так чрезмерно страдают от безработицы. Мало того, что пожилые люди с большей вероятностью получают лучшие позиции — директорские и профессорские — но ведь и сферы, которые зависят от свежих идей, могут перестать развиваться. Если Макс Планк был прав, и наука делает шаг вперед с каждыми похоронами, то каждые отложенные похороны замедляют прогресс.

Отсрочка выхода на пенсию также означает, что работать придется дольше. Некоторые ученые уже говорят о «перераспределении» работы — поделить работу равномерно между людьми разных возрастов. Увеличение продолжительности жизни, как утверждают Джеймс У. Ваупель и Эльке Лойхингер, приведет к тому, что нам будет необходимо больше «гибкости жизненного курса». Кажется безумием, что одна возрастная группа должна одновременно строить карьеру, растить детей и поддерживать растущее число пожилых людей, которые ничего не делают, несмотря на то, что многие из них хотят и способны работать. (Как отец троих детей с работающей полный день женой, я солидарен с этим аргументом.)

Поэтому Ваупель и Лойхингер предполагают, что работа неполный рабочий день должна стать нормой как для молодых людей, которые также могут воспитывать детей или получать образование, так и для пожилых людей, которые до сих пор в форме и не имеют возможности рассчитывать на щедрые песни в качестве средств к существованию. Эту тенденцию уже можно увидеть, а в недавнем докладе британского правительства предполагается, что она сохранится, и, в частности, больше мужчин будут выбирать работу с частичной занятостью, так как все больше отцов берут на себя обязанности по уходу за ребенком.


Поскольку продолжительность жизни намного увеличивается, возможно, нам понадобится сделать еще один шаг в этом направлении. Вместо того, чтобы проживать линейную последовательность «образование — работа — пенсия», мы могли бы выработать циклический подход. Признав, что в течение длинной жизни наши интересы и потребности меняются, мы могли бы повторять такие этапы, как учеба, работа и отдых. Так, за свою жизнь человек мог бы сменить 3 или 4 различных профессии, прерываясь на создание семьи, путешествия по миру или садоводство.

Такой циклический подход мог бы решить много проблем. Если бы все, даже самые пожилые люди по прошествии определенного времени меняли бы профессию, нам не нужно было бы беспокоиться о том, что наиболее престижные должности занимает небольшая горстка стареющих профессионалов. Преподаватель греческого в таком случае мог бы уволиться и — возможно, после нескольких лет заслуженного отдыха, проведенного в плавании по Эгейскому морю — мог бы переквалифицироваться в программиста. Благодаря таким периодам переобучения мы смогли бы развивать новые интересы, а наши умения не становились бы ненужными. Они также поддерживали бы в нас мотивацию работать, с чем не смогла бы справиться перспектива провести сотню лет на одном и том же рабочем месте.

Эта тенденция тоже осуществляется: по результатам социального опроса, 9 миллионов американцев в возрасте от 44 до 70 лет уже сменили специальность, а еще 31 миллион хотели бы последовать их примеру. Мотивацию этим работникам придает желание оставаться активными, продолжать учиться, быть полезными. Посвятив первую карьеру попытке заработать как можно больше денег или достичь высокого статуса, многие выбирают вторую специальность, например, преподавание или работу в области здравоохранения, руководствуясь соображениями отдачи.

Возможно, нам придется не только распрощаться с идей о жизни-на-одной-работе, но и пересмотреть отношение к другим существующим пожизненно институтам — например, браку. В ситуации, когда нам дается возможность пожить подольше, идея разделить судьбу с единственным партнером представляется неправдоподобной. Согласно недавнему исследованию, проведенному в Канаде, смена нашего репродуктивного поведения зависит от продолжительности жизни, что соответствует теории жизненного цикла: люди, прожившие дольше, позже женятся и заводят детей, однако, вместе с тем, чаще разводятся. Сознательно или бессознательно, но, когда у нас больше времени, мы более склонны идти на риск и пытаться создать новую, более счастливую пару.



Поскольку люди, живущие дольше, в любом случае разводятся чаще, возможно, имело бы смысл избавить их от горечи нарушенных обещаний и заменить «пока смерть не разлучит нас» на брачный контракт ограниченного срока действия. Джонатан Свифт прозорливо предугадал что-то подобное в изданном в 1726 году романе «Путешествия Гулливера», где браки между бессмертными «струльдбругами» автоматически аннулировались по достижении обоими супругами восьмидесятилетия. Недавно законодатели Мексики выдвинули концепцию ограниченных по времени браков, которая, хотя и была заблокирована консерваторами, могла бы стать знаком приближающихся перемен. Некоторые консультанты по семейным отношениям уже сейчас активно занимаются разработкой этой идеи: например, в своей книге «Новое „Я согласен/на!”» Сьюзен Пиз Гадуа и Вики Ларсон предлагают огромное количество различных типов контрактов, от краткосрочных «брак для начинающих» до «родительского брака» на время, достаточное, для воспитания детей.

Если бы нуклеарная семья все еще существовала на тот момент, она была бы признана временным явлением, одной из многих фаз в жизнях людей, создавших ее — особенно, если бы прорывы в области борьбы со старением позволили отсрочить менопаузу, благодаря чему женщины могли бы рожать позже. В настоящий момент мы являемся свидетелями роста числа нетрадиционных форм семьи; когда разница между единокровными и сводными братьями и сестрами станет исчисляться десятилетиями, структура таких «лоскутных» семей будет сложнее, чем когда-либо.

Подобные перемены могут на первый взгляд показаться неестественными, однако в некотором смысле все очень логично. Ответвление биологии, известное как теория жизненного цикла, предполагает, что у каждого вида будет базовый жизненный план, способный адаптироваться к конкретным условиям. При высоком уровне смертности фруктовые мухи усиливают свою сексуальную активность, но когда хищников и паразитов меньше, они не торопятся. Поэтому логично, что мы тоже должны приспосабливать наш жизненный план к улучшающимся условиям обитания, поскольку достойное питание и медицинские технологии предоставляют нам прекрасную возможность дожить до весьма преклонных лет.

Эти перемены уже совершаются. Кого-то это тревожит, ведь под вопрос ставятся вековые устои. Однако немного фантазии — и мы сможем считать эти перемены возможностью для переосмысления и обновления; получить то, о чем многие так долго мечтали — второй, третий или четвертый шанс.